В первом ряду не прекращали спорить. Сквозь недовольный свист арены до Виктора доносились обрывки фраз с какими-то фамилиями и ценами, а когда угомонился фан-сектор, стало понятно, что обсуждаются контракты хоккеистов. Виктор покосился на болельщика в пёстрой олимпийке, который с авторитетным видом объяснял окружающим, кого именно надо было заявлять на игру, чтобы не мучить зрителей этими недоразумениями. Сидевшие рядом парни, все в расписанных автографами свитерах, не соглашались и горячо спорили, наперебой бросаясь обратными аргументами про травмы, неудобный календарь и бездарный менеджмент. Пацаны на верхних рядах нестройно пищали про любимый клуб. Трибуны окончательно притихли, только в гостевом секторе продолжались танцы, - там отмечали только что забитый гол.
Дурдом, подумал Виктор. Он вздохнул и покосился на соседей. В кресле справа, широко раскачиваясь и громко сопя, нервничал здоровяк с внешностью дальнобойщика. Соседка слева, молодая симпатичная женщина с вредным выражением лица внимательно слушала первый ряд, то и дело не выдерживала и обращалась к спорщикам с язвительными вопросами и комментариями. Настроение у нее было плохое.
У Виктора тоже. Ему хотелось домой. Хотелось принять бодрый душ, потом не спеша прогуляться по просторной квартире, отпихивая босыми ногами пушистого предприимчивого Мурзика, завернуть на кухню и закинуть пятьдесят граммов. Включить музыку и, пока на сковороде шипит мясо, начать шинковать овощи. Поставить перед котом миску с его любимой консервой, и пока Мурзик свирепо урчит над едой, подробно расспросить его, как прошел день. И потом завалиться со стаканом на низкий угловой диван перед большим телевизором, наслаждаясь теплом и уютом.
От холодильной системы тянуло в ноги. Виктор повозился в неудобном кресле и покосился на густой иней по низу борта. Но тут же признался себе, - дело не только в комфорте.
Скуку и раздражение вызывали другие причины.
Виктор не понимал, что вообще происходит.
Спортом он толком не интересовался, не считал нужным тратить время на крики у телевизора. Так, изредка следил за недолгими футбольными судорогами сборной, застав как-то пару приятных исключений, иногда попадался неплохой баскетбол или знаковые боксерские матчи. А вот хоккей…, тут даже сразу и не вспомнить. Кажется, несколько лет назад, во время Зимних Игр. Тогда всю страну охватывало приятное безумие, и Виктор тоже стал задерживаться у экрана. То, что в обычное время и в здравом уме никто смотреть не станет, в эти две недели приобретало жизненно важное значение. Все болели за флаг, и было без разницы, что там на льду: санки, салки, клюшки с шайбами или швабры с камнями.
В любом случае перед ним была нереально красивая картинка, в подробностях передающая белизну льда, и каждая капля пота на виске, каждый шов аммуниции, деталь в мельчайших подробностях. Комфортная глазу красота, в общем.
Справедливости ради, С общей картинкой и здесь было все в порядке.
Арена сверкала: по льду плыли затейливые лазерные узоры, широкие лучи прожекторов шарили по разноцветной публике, на видеокубе металась яркая затейливая анимация, светодиодные полосы подхватывали фрагменты изображения с видеокуба и устраивали гонки между ярусами. Нарядно одетые зрители размахивали шарфами и самодельными транспарантами, детишки неуклюже и старательно танцевали: хоккейный праздник был в разгаре.
А вот когда начиналась игра, то начинались проблемы.
Виктор не мог понять, что происходит на площадке. Это было совсем не похоже на хоккей из телевизора, где игру подавали с разных камер и под нужным углом. где все разжевано и лежит на блюдечке.
Живой хоккей оказался совершенно другим видом спорта.
По телевизору показывали игру с разных камер, услужливо показывая зрителю общий план. А сейчас Виктор сидел во втором ряду за воротами. Вместо телевизионных хоккеистов перед Виктором носились какие-то трехметровые монстры. Площадка лежала плашмя, как опрокинутая картина, без перспективы и смысла.
Мельтешение у самого закругления. Вместо привычной картинки с разных камер перед ним открывался потрясающий вид со второго ряда. Сидя у у самого закругления Виктор напрягал глаза, но то двухмерное, лишенное объема. Даже детство вспомнилось: отец с товарищем играет в шахматы, а Витька, совсем еще таракан, стоит, уткнувшись носом в край стола, и рассматривает путанный частокол белых и черных фигур.